Наваждение - Джексон Мелани - Страница 54

У меня в голове промелькнула грубая мысль о том, что они определенно захотят ей дать, причем отнюдь не бензин. Однако я предпочел промолчать. Все-таки на работе меня не зря в обязательном порядке отправляли на все эти тренинги, обучающие быстрому реагированию и умению вести себя адекватно. Кроме того, она, возможно, права: нам нужно держаться порознь, пока я буду красть вещи, и чем меньше шума мы при этом наделаем, тем лучше.

Остаток пути мы проделали на ее джипе, подняв такой столб пыли, который не мог не броситься в глаза ни одному наблюдателю. Нинон оставила Коразона ждать нашего возвращения в моем внедорожнике. Надо сказать, коту это совершенно не понравилось. Я не стал возражать, но у меня было сильное подозрение, что к тому времени, как мы вернемся, раздосадованное животное выцарапает свои инициалы на обивке салона. А может, и кое-что похуже. Я искренне надеялся, что он умеет себя сдерживать. Что может быть противнее запаха кошачьей мочи в раскаленной на солнце машине?

В джипе вообще ничем не пахло. Что меня искренне порадовало. Потому что внутри большинства подержанных машин и машин напрокат почему-то всегда пахнет, как в раздевалке спортзала. Нинон с Коразоном явно были привередливы в таких вещах.

Нинон вставила кассету, и звуки йодля в исполнении Сордоу Слима заполнили окрестности. Я вздрогнул от неожиданности, но тут же напомнил себе, что перед ней не стоит цель остаться незамеченной — скорее наоборот. Такое демонстративное появление поможет развеять какие-либо сомнения на ее счет.

Мы остановились у самого въезда, выставив джип на всеобщее обозрение. Его лишь отчасти прикрывала группка опунций. Завывания Сордоу о рыже-чалом коне были прерваны на полуслове.

Мы ждали. И ждали. Никто не подошел, ничто не шелохнулось. Мы переглянулись, испытывая легкое смятение. Наркоторговцы не могли быть такими беспечными. Мы решили, что для своего же блага не стоит так явно «светиться». Гуля или зомби не проведешь.

Подобравшись ближе, мы наконец услышали отдаленные звуки музыки. Обычно при звуках гитары, особенно когда играли хорошо, у меня начинали чесаться руки и одолевали приступы ностальгии, но в тот день я не почувствовал ровным счетом ничего. Может, потому что это была запись, а не живое исполнение, а может, из-за сгущающейся атмосферы запустения. Меня так и подмывало предложить Нинон вернуться, пока не поздно, но я точно знал, что она откажется. Мы нуждались в оружии, и было не так уж много мест, где его можно раздобыть.

Мы шли, стараясь, насколько это возможно, держаться в тени, пока не добрались до единственного здания, которое подавало признаки жизни.

Окна приземистой постройки, откуда доносились звуки стереосистемы, были закрыты ставнями. Но они находились в таком плачевном состоянии, что сквозь щели спокойно можно было разглядеть, что происходит внутри. По всей видимости, мы подоспели на день покера. Четыре примитивных человеческих особи склонились над круглым кухонным столом, сплошь устланным американскими банкнотами в окружении минного поля из пивных бутылок. Вряд ли кто-то из этих незадачливых игроков в ближайшем будущем сможет претендовать на звание «Мистер Вселенная», но в то же время не каждый отважится лезть с ними в драку.

В довершение ко всему в комнате стояли густые клубы сигаретного дыма, среди которых витали песни «Джипси Кингз», до неузнаваемости искаженные видавшим виды CD-проигрывателем. Пыль пагубно действует на технику и машины. Именно поэтому мы с Нинон всегда возили с собой запасные воздушные фильтры.

Мы быстро отошли. Веселого было мало.

— Что-то мне это не нравится, — прошептал я, окидывая взглядом улицу. — Здесь словно все вымерли. Если бы не эти парни, можно было бы подумать, что это очередной город зомби.

— Место действительно кажется заброшенным. Но, может, наркоторговцам так больше нравится, — предположила Нинон. — Я пока что не учуяла здесь ни одного зомби или гуля.

Я принюхался и тоже не почувствовал запаха. И все же в воздухе витало что-то недоброе, не предвещавшее нам ничего хорошего. И от этого ожидания беды шевелились волосы на затылке.

— Нам нужны ружья, патроны к ним и все, что удастся найти. Если Сен-Жермен создал целую стаю гулей…

Нинон выразительно развела руками. Порой она превращалась в стопроцентную француженку. Однако я и без того понял, что она хочет этим сказать. Нам придется самим с этим разбираться. И подмоги ждать неоткуда.

— Хорошо, — сказал я. — А ты уверена, что они хранят оружие где-то поблизости?

— Да, я чую запах.

Стоило ей об этом сказать, как я и сам уловил легкий запах машинного масла. Наверное, мои плохие предчувствия были связаны с этим запахом — оружие наводило на мысли о жестокости. Отличное объяснение! Я велел волоскам на затылке немедленно вернуться в горизонтальное положение. Но они меня не послушались.

— Я быстро, — пообещал я. — А ты будь осторожна. Если вдруг что — кричи. Что бы ни случилось.

— Я всегда осторожна.

Нинон встала и одернула платье — причем не вниз. Она направилась к двери, чудом удерживая равновесие на ненормально высоких каблуках, которые женщины называют шпильками.

Несмотря на обещание поторопиться, я решил еще немного поторчать здесь, чтобы убедиться, что ее не застрелили прямо на пороге.

Я попенял себе за то, что волнуюсь за нее, ведь это были всего лишь мужчины. И все же остался, припав к ставням.

Я сразу определил, что Нинон выбрала своей главной жертвой мужчину средних лет — эдакого латиноса, здорово смахивающего на Джеки Глисона. Он выглядел сговорчивее, чем остальные трое. Она глупо хихикала и трещала без умолку, покачиваясь на этих своих шпильках и рассказывая на ломаном испанском сказку о том, как она заблудилась и у нее закончился бензин. Звук резал уши, но она делала поразительные успехи, изображая из себя женщину настолько безмозглую, что ее можно было бы удостоить отдельной ветви на генеалогическом древе — где-то между гориллой и человеком, но определенно ниже шимпанзе. Если бы я был там, то мне бы нестерпимо захотелось ее удушить и я бы сделал это, не будь она так чертовски красива. С другой стороны, я был на пике восприятия, с обостренным слухом. Кто знает, возможно, этим парням медведь на ухо наступил. А может, они и в самом деле были просто гориллами, только бритыми, и им нравилось для разнообразия чувствовать свое умственное превосходство над кем-то. Например, Мистер Мускул за дальним концом стола больше напоминал гориллу, нежели хомо сапиенс.

Убедившись, что Нинон блестяще удалось завладеть всеобщим вниманием и что ничего серьезнее плотоядных взглядов ей не грозит, я обошел дом с другой стороны и принялся осматриваться на местности.

Место, где они хранили оружие, найти было совсем несложно. Я просто доверился своему носу и шевелящимся волосам на затылке. Теплее, теплее, горячо!

Казалось, что в комнате царит такое же запустение, как и во всем городке, но облегченно вздыхать было еще рано. Первую остановку новоявленный вор-домушник сделал у маленького зарешеченного окошка, где я снова провел небольшую разведку. Быстрого взгляда хватило, чтобы определить, что комната пуста. Помимо зарешеченного окна в ней имелась еще и запертая дверь, но засов был хлипким, а я обладал недюжинной силой. Я не боялся, что меня услышат за пронзительным смехом Нинон, криками «Текилы!» и песнями «Джипси Кингз», которые прекрасно были слышны и за двумя стенами. Я был уверен, что теперь привлечь их внимание может только облава.

Воздух в комнате был спертым, и здесь царил полумрак. Я не увидел ничего, что напоминало бы ружейный шкаф, никакого другого оружия тоже не наблюдалось. Откровенно говоря, при нормальных обстоятельствах мне здесь делать было нечего. Но эти обстоятельства вряд ли можно было назвать нормальными, поэтому я все же задержался там в поисках любого пригодного оружия, какое только мог учуять мой нос.

Я меньше обычного обращаю внимание на внешние данные, если только речь не идет о женской красоте, к которой я весьма неравнодушен, как и большинство мужчин. По жизни я словно вещь в себе, человек в футляре, но ввиду того, что являюсь обладателем сверхчувствительного слуха и обоняния, их я использую не реже, чем зрение. Наверное, поэтому я не был особенно поражен картиной, которая передо мной открылась. Я не собираюсь никого критиковать: в конце концов, искусство — это личное видение каждого. Но все же не могу не признать, что художник оказался не очень талантлив. Более того, я уверен, что передо мной было полотно кисти любителя. Это был портрет женщины, точнее, весьма подробный схематичный рисунок наименее интересных частей женского тела. Он был настолько плох, что я готов был поручиться, что у него нет шансов оказаться на обложках модных мужских журналов. Но почему-то он привлек меня гораздо больше, чем утонченные акварели на другой стене. Я прикоснулся к раме и принялся водить по ней рукой. Было ощущение, что странная женская грудь сейчас прижмется к моему лицу.