Убийство на дуэли - Арсаньев Александр - Страница 29

Оказалось, что обратный путь наш снова лежал через Бухатовку. Это обнаружилось к вечеру первого дня нашего путешествия. А произошло все таким образом.

– Барыня! – крикнул с козел Степан, когда и я, и моя подруга, утомленные долгой дорогой, уже начинали дремать. – Барыня, на ночлег бы пора останавливаться. Темно уж, да и лошади устали.

– Хорошо, – откликнулась я. – Не видно ли где поблизости постоялого двора?

– Не, постоялого двора тут нет. Зато верстах в трех Бухатовка находится, ну та самая, куда по вашему велению наведывались. Ежели желаете, можем там переночевать.

– Давай в Бухатовку! – крикнула я в ответ и снова опустилась на мягкие подушки.

Мне не особенно хотелось останавливаться в Бухатовке, но с другой стороны, я могла бы лишний раз спросить у Марии Леопольдовны о ее внуке. Если старушка получала какие-нибудь известия от внука, то обязательно расскажет об этом. Но тут я подумала о том, что Артемий Валерьевич вполне мог посвятить бабушку во все свои неприятности, и естественно, Бушкова станет прикрывать своего любимца. Я чувствовала, что снова начинаю запутываться в этой сплошной паутине убийств и преступлений. Поэтому я решила в тот момент ни о чем не думать, по крайней мере, до прибытия в Бухатовку.

Шурочку, в отличие от меня, не беспокоили никакие тревожные мысли. Она тихо посапывала, уткнув белокурую голову в мягкую каретную подушку.

Однако до Бухатовки нам добраться так и не удалось. Внезапно опустившаяся на землю ночь застала нашу карету в двух вестах от цели, к которой мы стремились.

Не знаю, что на самом деле произошло, то ли лошади сбились с пути, то ли Степан совершенно случайно перепутал повороты на дороге, но в конце концов мы заблудились. Около часа наша карета плутала по дорогам среди бескрайних полей.

– Степан, не видать ли света впереди? – то и дело высовывалась я из окошка кареты и обращалась к моему кучеру.

– Нет, барыня, не видать, – суровым басом отвечал Степан.

– Вижу, вижу, – внезапно раздался его радостный возглас.

– Что там?

– Кажется, изба крестьянская, а может, и деревня какая. Там свет, – Степан вполоборота повернулся ко мне.

– Езжай туда, – приказала я.

Шурочка проснулась от нашего громкого разговора со Степаном и принялась расспрашивать меня, что случилось. Я объяснила о наших блужданиях по дорогам, пока она спала.

– Ох, как хочется прилечь на нормальной постели, – подруга сладко потянулась.

До того места, где виднелся свет, мы добрались уже через полчаса. Свет исходил из маленькой крестьянской избушки возле самого леса.

– Приехали, барыня, – проговорил Степан, останавливая лошадей.

Мы вылезли из кареты. Везде было тихо и темно. Я приблизилась к двери избы и громко постучала. Довольно долго мне никто не открывал. Наконец в избе раздались какие-то шорохи, а затем шаги. Через секунду дверь отворилась, и на пороге появилась плотная фигура мужчины в темном казакине с косым воротом. Он окинул меня внимательным взглядом и, чуть отстранившись, сделал характерный жест рукой, приглашая меня войти в дом.

– Проходите барыня, – голос мужика был грубым и хриплым.

– Я не одна, со мной моя подруга и кучер, – сообщила я.

– Карету можете оставить прямо во дворе, здесь ее никто не украдет, а лошадей я покажу куда отвести, – с этими словами он впустил нас с Сашенькой в дом, а сам вышел к Степану, чтобы показать ему, где устроить ночлег нашим измученным долгой дорогой и блужданиями лошадкам.

Тем временем я принялась разглядывать жилище, в которое нас занесло волею судьбы. В доме было три комнаты, одна из которых, судя по полкам с глиняной посудой и белой, слегка закопченной печке в углу, была кухней, а две остальные спальнями.

К тому времени, когда хозяин избы вернулся, мы уже успели осмотреть дом.

– Меня зовут Тихон, – представился мужик.

Только при свете маленькой лучины, по огоньку которой мы, собственно, и обнаружили этот дом, я смогла по-настоящему разглядеть нового знакомого. Это был здоровенный плечистый крестьянин со светлыми глазами, излучающими какой-то особый, как мне показалось в тот момент, свет – свет доброты и внимания к уставшим путникам.

– Кто же ты будешь, Тихон? – задала я вопрос.

– Люди знахарем зовут, значит, так оно и есть, – с доброй усмешкой отвечал мужик.

– Ты один здесь живешь? – продолжала выпрашивать я.

– Один, – кивнул Тихон. – Раньше женка была да двое ребятишек. Все померли давно, когда холера на наш край нашла. Да вы есть, наверное, хотите, – вдруг спохватился он.

Тихон подошел к печке, отворил заслонку. На нас тут же пахнуло чем-то печеным и, судя по запаху, очень вкусным. Хотя это вполне могло мне просто показаться, так как я действительно очень хотела есть.

Знахарь тем временем взял стоящий в углу ухват и, наклонившись, вытащил из печки черный закопченный горшок. В то время, когда Тихон накрывал на стол, я нечаянно успела разглядеть за печкой небольшую каморку, где на полках стояло множество склянок и пузырьков различной формы, по стенам висели пучки сухих трав. Видно, гостеприимный хозяин действительно был знахарем. Сознание этого почему-то успокоило мой уставший мозг и даже позволило немного расслабиться. Для русского человека знахарь всегда был спасителем и избавителем практически ото всех жизненных бед.

– Сейчас, барыни, и поужинаете, – продолжал бормотать про себя Тихон, расставляя на столе глиняные плошки и раскладывая деревянные ложки. – Уж не побрезгуйте крестьянской едой.

Мы уселись за стол. В горшке оказалась горячая каша из молодой гречихи, которую мы тут же принялись уплетать за обе щеки. Вскоре пришел Степан. Ему тоже досталась порция каши, и он, сидя рядом на лавке, съел все ему предложенное за считанные секунды.

После ужина Тихон предложил лечь спать. Сашенька тут же воспользовалась этим предложением и немедленно отправилась в одну из спальных комнат. Степан улегся прямо на еще не остывшей печке.

Я осталась единственной, если не считать хозяина избы, которая, несмотря на жуткую усталость, спать вовсе не хотела.

– А почему твой дом стоит здесь возле самого леса, а не в деревне? – поинтересовалась я у Тихона.

– Этот дом построил еще мой дед, – принялся рассказывать историю своей жизни знахарь. – Дед тоже был целителем, и отец мой лечил людей. Когда дед был молодой, он был крепостным у княгини Бушковой. Может, слыхали про нее?

– Да, я знакома с Марией Леопольдовной, – кивнула я.

– Так вот, по ту пору княгиня еще совсем молодой была. Родители ее рано померли, так она уже в осьмнадцать лет стала полной хозяйкой во всем своем имении. И был у нее жених. Случился с ним страшный недуг. Никто не мог ему помочь. Каких-то только лекарей к нему не приводили, все одно, никто исцелить не брался. Тогда мой дед пошел на поклон к молодой барышне, да и сказал ей, что излечит ее жениха, в обмен потребовал вольную. Княгиня долго упорствовала, да потом согласилась. Сами можете понять, барыня, дед мой хорошим знахарем слыл. Исцелил он того хворого барина, а барыне пришлось подписать вольную. С тех пор ушел дед из деревни, построил здесь себе дом, да и жил в нем. А теперь дом этот мне достался.

– А часто ли ходят к тебе? – спросила я.

– Часто. Хвори ведь у всех есть, – отвечал Тихон, покачивая головой. – Недавно вот случай был. Недели три назад нашел я в нашем лесу человека. Эх, да что вам рассказывать, барыня. Не для ваших ушей такое дело, – он махнул рукой.

– Отчего же? – удивилась я. – Тихон, расскажи же мне, – меня сильно заинтриговали слова знахаря.

– Недели три назад это было, – начал повествование словоохотливый мужик. – Пошел я в лес, трав кое-каких собрать. Долго бродил, да далеко зашел, аж до самого берега Терешки. Вдруг слышу – из-за деревьев стоны доносятся. Я туда. Гляжу – человек лежит в крови весь, стонет. Я его поднял да поволок на себе домой.

– И кто же был этот человек? – спрашивала я в нетерпении.

– Не ведаю я того, барыня. Так он и не назвал себя. Почитай две недели почти в горячке он пролежал, раны-то у него не простые были, а стрелянные, что у твоего кабана. Вот я его и выхаживал. Постепенно хворый этот в себя начал приходить, вставать начал, хотя и слаб был сильно. Когда говорить хорошо смог, спросил меня, далеко ли отсюда Бухатовка. Я рассказал. Дня два после этого прошло. Ушел я рано поутру снова в лес, а когда вернулся, найденыша моего и след простыл. Куда он пошел таким слабым и немощным, ума не могу приложить, – Тихон тяжко вздохнул, и по этому вздоху нетрудно было догадаться, что знахарь действительно сильно переживает за сбежавшего больного.