Строки, добытые в боях - Окуджава Булат Шалвович - Страница 43

43

1942

«……Меня оперировала женщина» (Г. Бакланов)

…Меня оперировала женщина. Военврач. Она вошла в операционную палатку завязанная: у нее болели зубы. Она даже стонала, когда вырезала у меня из спины осколок. Он, как нарочно, засел глубже, чем проникла анестезия. Возможно, надо было сделать еще укол, но военврач сказала, что видит его, и продолжала резать.

Мне тогда было двадцать лет, я был офицер, и в детстве читал «Овод». Я лежал лицом вниз, изо всех сил сжав зубы, и медсестра, годившаяся мне в младшие сестренки, гладила меня по голове. После она принесла мне кружку вишневого компота. Словно знала, что я люблю больше всего…

(Из воспоминаний Г. Бакланова)

Сталинградский театр

Здесь львы стояли у крыльца Лет сто Без перемен, Как вдруг    кирпичная пыльца, Отбитая дождем свинца, Завьюжила у стен. В фойе театра шел бой, Упал левый лев, А правый заслонил собой Дверей высокий зев. По ложам    лежа      немец бил И слушал долгий звон; Вмерзая в ледяной настил, Лежать остался он. На сцену —    за колосники, Со сцены —    в первый ряд, Прицеливаясь с руки, Двинулся наш отряд, К суфлерской будке старшина Припал. И бил во тьму, И    история сама Суфлировала ему. Огнем поддерживая нас, В боку зажимая боль, Он без позы и без прикрас Сыграл великую роль. Я вспомнил об этом, взглянув вчера На театр в коробке лесов. Фанерную дверь его по вечерам Сторож берет на засов. Строители утром идут сюда, Чтобы весной Театр засиял, как никогда, Красками и новизной. Я шел и шел    и думал о тех, Кому на сцене жить. Какую правду и в слезы    и в смех Должны они вложить. Какие волнения им нужны, Какие нужны слова, Чтоб после подвига старшины Искусству вернуть права.

Сталинград — Москва

1946

«…Кульминация боев 17 октября…» (В. Гроссман)

…Кульминация боев 17 октября.

17-18-19-го бомбили день и ночь. Кроме того, «ванюши», артиллерия и немцы пошли в наступление двумя полками.

Сразу же танки — тяжелые и средние, — за ними пехота. Наступление началось в пять утра. В течение целого дня бой. На правом фланге был заслон учебного батальона и отдельная рота. С фланга они прорвались, отрезали полки от командиров.

Полки, сидя в домах, вели бои в домах до двух-трех суток, а командиры приняли бой — тоже дрались. Танкист камнями отбивался от немцев, когда не было боеприпасов. Командир седьмой роты с двенадцатью людьми в овраге уложил роту немцев и ночью вышел. Занимаем дом, нас двадцать человек; гранатный бой, бой за этаж, бой за ступеньки, за коридоры, за метры комнат (вершки как версты, человек — полк, каждый себе штаб, связь, огонь)…

23-24-го бои пошли на заводе. Цеха горели, железные дороги, шоссе, зеленые насаждения. Бойцы сидели в первом, третьем, пятнадцатом цехах, сидели в туннелях, трубах, ходили на разведку, бой шел в трубе.

В КП на заводе Кушнарев, начштаба Дятленко сидели в трубе. С шестью автоматчиками имели два ящика гранат. Отбились.

Немцы ввели танки на завод, цехи переходили из рук в руки по нескольку раз, танки их разрушили прямой наводкой. Авиация бомбила и день и ночь…

(Из сталинградских записных книжек В. Гроссмана)

Поле боя

Пахать пора!    Вчера весенний ливень Прошелся по распахнутой земле. Землей зеленой пахнет в блиндаже. А мы сидим — и локти на столе, И гром над головами,    визг тоскливый. Атаки ждем.    Пахать пора уже! Глянь в стереотрубу на это поле — Сквозь дымку испарений, вон туда, Там стонет чернозем, шипит от боли, Там ползают противники труда. Их привели отнять у нас свободу И поле, где пахали мы с утра, И зелень,    землю,      наши хлеб и воду. — Готов, товарищ? — Эх, пахать пора!.. Постой, Как раз команда: «Выходи!» Зовут, пошли!    Окопы опустели. Уже передают сигнал: пора! — Пора! Пора! —    Волнение в груди. Рассыпались по полю, полетели, И губы шепчут:    «Сгинет немчура». Ползти…    На поле плуг забытый…    Друга Перевязать    и положить у плуга. Свист пуль перескочить,    упасть на грудь… Опять вперед —    все полем тем бескрайным И пулемет, как плуг, держать —    и в путь, Туда,    где самолет навис комбайном. Шинель отбросить в сторону —    жара! Опять бежать, спешить,    пахать пора! Идти к домам,    к родным своим порогам. Стрелять в фашистов,    помнить до конца: Взята деревня!    Впереди дорога, И вновь идти от милого крыльца. Так мы освобождаем наше поле. Родную пашню.    Дом.    Свою весну. В атаку ходим, пахари,    на воле, Чтоб жить, Не быть у нечисти в плену. И поле, где у нас хлеба росли, — Любой покос и пастбище любое, Любой комок исхоженной земли, Где мы себе бессмертье обрели, — Теперь мы называем полем боя.

1942