На закат от Мангазеи (СИ) - Че Сергей - Страница 58

- Пятерых? А остальных что? Стрельцам в лапы? Не жди, воевода. Надымские своих не бросают. Можешь продолжать показывать примеры. Посмотрим, надолго ли у тебя ядер хватит.

Кокарев пожал плечами.

- Не обязательно стрельцам. Запрем вас в подполе. Оружие сдадите. И будете сидеть тихо до тех пор, пока не выпустим. Если что пойдет не так – пеняйте на себя. Сколько вас на лодье? Только те, что на палубе? Или еще кто прячется?

- Еще трое, - подумав, ответил разбой. – В казенке лежат. Ранетые. И одному сейчас твой пример ногу оторвал. Но он совсем не жилец.

- Вот и отлично. Сходни спускайте, мы поднимаемся.

Спрыгнув на палубу, Макарин осмотрелся.

Разбои жались по бортам, заросшие, грязные. Сборная разноплеменная ватага была ослаблена и плохо вооружена, но вполне годилась для последнего боя. Троекуров положил бы немало стрельцов, если бы решился брать лодью рукопашной. Бледные, смуглые, скуластые, плоские, носатые и почти безносые рожи разглядывали государевых людей исподлобья, опасливо и угрюмо. Здесь были большерукие поморские мужики, вятский с клочковатой бородой, два явных татарина, самоед в меховой малице с русским топором, остяк с саблей и еще какие-то непонятные узкоглазые и круглолицые, которых Макарин до того ни разу не видел.

- Да у вас, я гляжу, тут полное международное согласие, - сказал Кокарев. – Каждой твари по паре, что на твоем ноевом ковчеге.

- Мы, надымские, всех сирых и убогих принимаем, происхождения не спрашиваем, - ответил стоящий перед ними разбоев переговорщик с пегой бородой, кряжистый мужичок в снятом с чужого плеча служивом кафтане. – А ты, стало быть, тот самый воевода, который нашу беззащитную крепостицу с ходу взял?

- Стало быть, да, - ответил Кокарев. – Прости, разрешения не спросил, вы в тот момент куда-то подевались. На грабеж, наверное, ходили.

- Для вас грабеж, для нас хлеб насущный. Жить каждому хочется.

- Ну да, ну да, - задумчиво протянул воевода, вышагивая по накренившейся палубе и цепко рассматривая обстановку. Разбои сильнее прижимались к доскам, когда он проходил мимо. – И много награбили?

- Ни одного, - покачал головой мужичок. – Пустыми идем.

Воевода поднял дощатую дверцу, ведущую в подпол, заглянул в темноту.

- И впрямь, пустые. Зато теперь вам в подполе сидеть будет вольготно. Места много.

Он подошел к борту, оглушительно свистнул и замахал руками. Макарин увидел, как сидящая на склоне холма троица повскакала с мест и стала спешно затаптывать костер.

Воевода повернулся и громко сказал:

- Итак, разбойнички, пора выполнять уговор. Мне из вас нужны только пятеро. Один морезнатец, что местные отмели да воды с берегами знает. И четверо умелых, чтобы помочь нам с лодьей под ветром справиться. Остальные – в подпол. Сидеть будете недолго. Это я вам обещаю. Да, и не забудьте оружие на палубе оставить. Всё. Вплоть до ножей. Дьяк проверит. Проверишь, дьяк?

Макарин подошел к воеводе и тихо сказал:

- Не мало ли пятерых в помощь? Если ты в Тобол хочешь, в обское устье придется на веслах идти, пятеро эту лодью против течения точно не сдвинут.

Воевода усмехнулся.

- Ты и впрямь подумал, что я Троекурову так просто Мангазею сдам? Плохо меня знаешь, дьяк. Никакого Тобола. А значит и никакого устья. Пойдем по твоим делам через море. А там посмотрим, авось чего изменится. Для паруса много людей не надо.

- Но и отпускать их после опасно. Как возвращаться будем?

- Что-нибудь придумаем.

Воры зашевелились, стали подползать, пригибаясь, ближе к пегобородому, который у них явно был за главного. Тот наклонялся к каждому, шептал по-быстрому в ухо, отпускал. Подходил к следующему. Воры кивали, зыркая на гостей.

- Эй, разбойнички, - нахмурился Кокарев. – У вас есть возражения?

Пегобородый осклабился и поклонился.

- Никаких, воевода. Разве что совсем небольшое. Я-то человек доверчивый, раз воевода сказал, я ему конечно верю. Но не все у нас такие как я. Многим твоего слова недостаточно. Вот Орбан молодой, совсем у нас недавно, а уже мудрец каких мало. Вот он трезво спрашивает – а что, если… Да ты, Орбан, сам скажи, сынок, не стесняйся.

Пегобородый подтолкнул к ним мелкого скуластого угорца в грязной меховой шапке и линялых одежках. Угорец шмыгнул носом, скосил глаза в сторону и просипел:

- Вобщем, это… Оружье тут, мы там, а вы это… И конец!

Пегобородый задвинул угорца обратно и перевел:

- Орбан опасается, что твое предложение, воевода, может обернуться для нас ловушкой. Оружие мы, значит, сдадим, сами сядем в подпол. А ты стрельцов сюда напустишь. Пятеро безоружных со стрельцами не справятся.

- Не пущу я сюда стрельцов.

- И все же, опасения имеют место быть. Потому предложение наше такое. Мы, пятеро остающихся, оружие оставляем. И сдаем его только после того, как в море выйдем.

- Опасно, - шепнул воеводе Макарин.

Воевода отмахнулся.

- Ладно. Но можете оставить только кинжалы. Пищали и прочее дальнобойное все равно сдать.

На том и порешили.

Разбои потянулись к черному зеву подпола, прихватив троих раненых, что лежали на полатях в носовом помещении. Макарин стоял рядом с лестницей и брезгливо заглядывал каждому за пазуху, хлопал по штанинам в поисках спрятанного оружия. Когда последний из воров спрыгнул вниз, дьяк опустил дверцу и задвинул железный засов.

На палубе остались пегобородый переговорщик, двое сумрачных поморцев, татарин и молодой вятич с блеклыми хитроватыми глазами.

- Лучшие из лучших, воевода, - представил сотоварищей пегобородый. – В одиночку могут с парусом на большой воде справиться.

- Так может, одного и хватит?

- Может и хватит, - ухмыльнулся разбой. – Вот только море не спокойно. Как бы чего не вышло.

На море поднимались волны, ветер дул все сильнее, а на горизонте чернели тучи.

- Ладно, - сказал воевода. – А этого почто в подпол не спустили?

Он указал на скорчившегося разбойника, что лежал в луже крови рядом с мачтой. Его развороченная нога торчала под странным углом, напоминая раздувшийся пень.

- Помер он, - вздохнул разбой. – Как выйдем в море, опустим на дно бренные останки. Пусть всеблагой Нум примет его душу в своем подводном царстве.

Он достал из-за пазухи увесистый оберег на плетеном ремешке и приложился к нему губами. Воевода глянул на него презрительно.

- Вроде с виду простой христианский человек, а речи поганые ведешь. Много вас, отступников, развелось.

- Если бог от нас отступается, кто мы такие, чтобы не отступиться от него? Я всю жизнь Христу молился. Пока два года назад ко мне в костромскую деревушку лисовчики польские не нагрянули. Жену снасильничали, горло ей перерезали. И детишкам малым кишки выпустили. Потом насадили их на копья и показали мне. В тот день я Христа проклял.

Кокарев отвернулся от него, перекрестившись.

Конные стрельцы стояли все также, цепью, между лодьей и темнеющим морем. Лошади фыркали, переступали с ноги на ногу. Ветер рвал конские гривы и подолы кафтанов. Воевода Троекуров в сопровождении одного из стрельцов спустился быстрой рысью с холма и подъехал ближе к лодье.

- Может, все-таки пару служивых возьмешь с собой в охрану, - крикнул он Кокареву. – На всякий случай. Или дьяку передашь. Два ствола лишними никогда не бывают.

- Бывают, - ответил тот. – Не беспокойся, Иван Михалыч. Мы без твоих стрельцов справимся.

Троекуров пожал плечами и развернул мерина.

- Ну, тогда прощай, Григорий Иваныч. Не поминай злом.

Он похлопал лошадь по холке и двинулся шагом обратно. Проходящий мимо Хадри низко поклонился ему, но воевода сделал вид, что не заметил самоеда. Хадри пропустил Иринью вперед на сходни, а сам с трудом затащил на лодью объемистый тюк с припасами.

- А где Шубин? - спросил Кокарев.

- К лодке спустился, - ответила Иринья. – Снарягу забирает. Обещал скоро догнать.

- Если задержится, ему придется до нас вплавь добираться, - сказал воевода и кивнул на море.