Блаженны алчущие (СИ) - Шизоид Агнесса - Страница 57

Фрэнк пожал плечами. Что ж, спасибо и на том…

Он слушал Денизу с напряженным интересом, понимая, что узнает ее лучше, чем узнал бы на сотне балов. Но больше всего ему хотелось снова оказаться рядом с нею в том гроте, за миг до того, как им помешал Кевин Грасс, чтоб ему пусто было.

— Филип предлагал мне объявить о помолвке, но я отказалась. О, эта моя гордыня! — она покачала головой, и локоны заметались по оголенным плечам. — Мне хотелось показать, что я за него не держусь. Мы решили, что останемся свободными, несвязанными, пока не захотим скучной формальности супружеской жизни. А еще у нас появилась забавная игра, — Ее слова стали едкими, как соль в ране. — Мы флиртовали с другими, заставляли друг друга ревновать, так, понарошку, чтобы наш необычный роман не терял остроты. Я не сразу уловила разницу — я улыбалась и подавала надежды, но, на самом деле, мне не нужен был никто, кроме него. А ему — очень даже. Я не желала, чтобы он расслабился, решив, что я принадлежу ему полностью. А он — он хотел иметь предлог, чтобы продолжать волочиться за другими.

— Так прекратите эту игру, — сказал Фрэнк, испытывая столь приятные ощущения, будто кто-то пилил ему грудь ржавой пилой. Опустился на каменную скамью, в тени, чувствуя себя седым усталым старцем.

— Я устраивала ему сцены ревности — он отвечал, что его интрижки не имеют значения, ведь я — единственная, кого он видит своею женою. Я обдавала его холодом и игнорировала, я флиртовала с его друзьями, и получала от них формальные предложения… Единственное, чего я не сделала — это не порвала с ним окончательно, — Теперь Дениза вонзала в мягкую плоть руки ноготь указательного пальца, снова и снова, так ожесточенно, словно загоняла стилет в сердце врага. — Потому что я знаю: он простит мне почти все — но если я скажу, что все кончено, то обратной дороги не будет. Никогда. И на этот-то последний шаг я не могу решиться. Я презираю себя больше, чем это под силу кому-либо другому, ведь я горда, я — Дениза Клери-Рокуа, — на миг ее голова гордо вскинулась — и тут же поникла. — И все же веду себя как ничтожество, как слабовольная мещанка!..

— Просто вы влюблены, — возразил Фрэнк, стараясь изгнать горечь из голоса. — Только и всего.

К его облегчению, Дениза наконец оставила свою руку в покое. Вздохнув, отошла к окну. В бледном свете луны вид у нее был задумчивый. — Уже не знаю. Да, наверное. Иначе что это за болезненное чувство? И все же иногда я начинаю думать, что просто слишком увлеклась нашей игрой. Я так привыкла к этим взлетам и падениям, ссорам и примирениям, что без них жизнь кажется невыносимо пресной. И коли гордость говорит одно, то тщеславие — другое. Разве я могу бежать с поле боя, — и снова смешок без тени веселья, — о нет, я должна победить!

— В любви не может быть победивших и проигравших. Хотя… — одернул себя Фрэнк, — что я-то знаю об этом! От того, что он изрекает банальности, Денизе не полегчает.

— Мне кажется, вы много знаете о самых важных вещах, господин Делион. И так мало о мелочах, — Она постучала ногтями по подоконнику, прежде чем продолжить. — …А может быть, я просто боюсь вновь остаться одна…

— Но ведь наверняка есть люди, которые вас любят! Вас должны любить! — Фрэнк едва не подскочил со скамьи. — Ваши родители, например…

— Отец. Мать умерла, когда я была маленькой.

— О! — Значит, она тоже наполовину сирота…

Дениза покачала головой, словно протестуя против жалости, что услышала в его возгласе. — Я совсем не помню матери, и не скучаю по ней. Но это не помешало мне пользоваться ситуацией в полную силу! Когда отец собрался жениться во второй раз, я рыдала и просила, чтобы меня похоронили рядом с любимой мамочкой. А как я изводила эту бедную, кроткую женщину, его жену! Зачем? Сама не знаю, просто от скуки. Когда мне все это надоело, и я снизошла до признания, что второй брак отца вышел удачным, моя мачеха расплакалась и объявила, что я — светлый ангел. Они по-прежнему пребывают в этом заблуждении и доверяют мне безоговорочно, — Она фыркнула. — Отец любит меня, и даже мачеха, хотя видят Боги, я не заслуживаю их любви. Но они меня совсем не знают, и понять не в состоянии — а чего стоит такая привязанность? Мои поклонники — коли завтра изменятся мои мысли, взгляды, привычки, они даже не заметят. Другая женщина с моим личиком и моим приданным пользовалась бы у них не меньшим успехом. Даже у Гидеона, который воображает, что влюблен. Вот Филип, тот, кажется, видит меня насквозь, — Она повернулась к нему. — Я ужасное создание, не правда ли, господин Делион?

— Мне вы не кажетесь ужасной. Ужасные люди, по-моему, обычно ужасно собою довольны. Да и в Филипе есть много хорошего, — не мог Фрэнк не признать, — я это уже вижу.

— Да уж, — Дениза усмехнулась, криво и немного виновато, — я не слишком собою довольна. Но знаете, я устала, — Она подошла ближе. — Меня утомили эти игры. Почему мне тоже не быть счастливой, как мои подружки? Или даже как мой отец?..

— Если бы можно было заставить себя разлюбить… — Фрэнк не мог подавить вздох.

Дениза села рядом. Молчание было долгим, и Фрэнку оставалось лишь считать толчки своего сердца. Стараясь не думать о ее губах, и терпком запахе духов… О том, что их колени почти соприкасаются.

— Любовь… — проговорила наконец девушка. — Такое странное чувство… Когда чувствуешь, что человек тебе родной. Часть тебя. — Дениза повернула голову, встречая его взгляд. — Иногда для этого достаточно одного поцелуя, — В черных глазах вновь появился тот волнующий блеск. — Знаете, мы совсем не похожи, но когда я вас увидела, мне показалось, что я знаю вас миллион лет. Как будто вы мне не чужой.

— Но я совсем не вижу вас насквозь… — с трудом прошептал Фрэнк.

Тонкие пальцы легко касались его щеки, и от этого сжималось горло, и ускользали слова…

Дениза улыбнулась в ответ, но ее губы дрожали. — Я рада. Для вас я хотела бы быть лучше… лучше, чем я есть.

Он пробормотал что-то, пытаясь овладеть собой, остановиться — а сам уже подвинулся по скамье ближе, так близко, что чувствовал кожей тепло ее тела.

— Боюсь, я тоже вам наскучу. — С вами я не против и поскучать, — шепнула Дениза, склоняясь вперед.

Их дыхание смешивалось, и от этого кружилась голова. Вокруг — ночь, пахнущая миндалем. Ночь только для них двоих.

— Я тоже этого не умею… модные танцы, перчатки… — Я вас всему научу. Этому, и многому другому.

Их губы соприкоснулись — сперва ищуще, осторожно, потом — в настоящем поцелуе, горячем, отнимающем дыхание. Это было неизбежно, мелькнула мысль, заглушая вину. Они были обречены с того момента, как вошли в этот тайный ход.

Дениза сжимала его ладонь — сильно, до боли, глубоко вонзая ногти, — и через это пожатие в кровь вливался жар. Еще чуть-чуть, и он потеряет контроль над собой.

Фрэнк подскочил с места — только это могло спасти его, спасти их. Но Дениза тут же поднялась следом, словно между ними натянулась невидимая — и короткая — нить.

А потом их бросило друг к другу, на миг потемнело в глазах, и вот уже он прижимает ее к стене, и ее губы открываются под его губами, и запах миндаля, и жаркая тьма вокруг…

Он снова целовал ее, и желание, как крепчайшее вино, растекалось по венам, било в голову, дурманя рассудок. Все горячей и горячей, слаще и слаще…

Фрэнк пытался сдерживать себя, но его руки, быстрые и бесстыдные, не желали повиноваться. Они сжимали тонкую девичью талию, поднимались выше, к груди. Пальцы скользили уже не по прохладному атласу, а по горячей коже, такой же нежной и шелковистой, нырнули в вырез… Ее маленькая упругая грудь как раз поместилась в ладони, сосок затвердел от прикосновения. Вторая рука упала вниз, сжимая бедро сквозь плотную ткань…

Если бы Дениза запротестовала, остановила… Но она вжималась в него, гибкая и податливая, нашептывала на ухо что-то бессвязное. Откинула голову назад, открывая шею его поцелуям, и слух обжег краткий стон. Вот она уже расстегивает застежки на его дублете…