Рыцарь - Деверо Джуд - Страница 104

Когда все уже шло к концу, Николас, подсунул под нее свои сильные руки, приподнял ее за ягодицы, чтобы в последнем толчке проникнуть в нее еще глубже! В глазах у Дуглесс потемнело, и тело ее напряглось в последнем пароксизме страсти: что-то выкрикнув, она почувствовала, что напряжение наконец-то отпустило ее!

Лишь спустя какое-то время она начала приходить в себя. Николас улыбался ей, и его зубы белели во тьме. Даже во мраке она могла видеть, как он счастлив.

Теперь к Дуглесс вернулась способность соображать.

— Что же мы наделали? — прошептала она. Высвобождаясь из ее плотно обхвативших его ног, Николас, приподняв, поставил ее рядом с собой и ответил:

— Мы только-только начали!

Она, моргая, растерянно глядела на него и все пыталась побудить свой разум работать лучше, но все тело ее еще трепетало от близости с ним. Соски подрагивали, прижимаясь к его груди.

— Отчего же ты здесь? — наконец проговорила она. — Боже ты мой! Николас, что же мы с тобой натворили?! — Она хотела было сесть на скамью, но он крепко обнял ее.

— У нас еще будет время для слов, — сказал он. — А сейчас я хочу сделать то, чего всегда хотел больше всего на свете!

— Нет! — воскликнула она, отшатываясь от него и шаря в темноте в поисках своей рубашки, вернее, того, что от нее осталось. — Нет, сейчас мы должны поговорить! Другого случая у нас не будет. О Николас! — воскликнула она — и голос ее делался все громче, — у нас больше не будет времени!

Он привлек ее к себе и сказал:

— Так ты все же настаиваешь на том, что вот-вот исчезнешь, да? — спросил он. — Ну, вот же, гляди! Мы лишь попробовали — право же, только попробовали! — друг друга, а ты осталась здесь!

Ну как объяснить ему?! Она рухнула на скамью и, понурив голову, сказала:

— Я знала, что ты тут, я чувствовала. А сейчас знаю, что это — наша последняя ночь!

Николас ничего не ответил, постоял некоторое время, потом сел рядом с нею, близко-близко, но не прикоснулся к ней и тихо сказал:

— Я-то всегда тебя чувствовал! Этой ночью ты услышала мой зов, но со мной так было всегда. И после того, как я уехал… — помолчав, он продолжил:

— Я чувствовал твои слезы. Я ничего не слышал, кроме твоих рыданий. Я не мог даже смотреть на Летицию, потому что все время видел лишь тебя, в слезах! — Он сжал ее руку. — Я расстался с Летицией — никому ничего не сказал, даже Киту, просто взял лошадь и уехал. В тот момент, когда я должен был произносить слова клятвы, я мчался к тебе! И вот только что добрался…

Именно этого она и добивалась, но сейчас ей стало страшно. И, глядя на него, она спросила:

— Что же теперь будет?

— Будет… — задумчиво начал он, — …будет… взрыв возмущения! Да… взрыв… с обеих сторон: Кит… и моя мать… — Не договорив, он отвернулся от нее.

Дуглесс видела, как он мучается, разрываясь между долгом и любовью. И ведь ее уже не будет, чтобы ему помочь! Сжимая его руку, она спросила:

— Ты не женишься на ней, даже когда я уйду? Он глянул на нее, глаза его блестели:

— А ты могла бы меня сейчас покинуть?

Ее глаза наполнились слезами и, бросившись ему на грудь, она воскликнула:

— Я никогда бы не покинула тебя, будь у меня выбор, но его нет, теперь уже нет. Да, сейчас места для выбора не осталось! Я скоро от тебя уйду, я знаю это — чувствую! Целуя ее, он отвел с ее лица волосы и спросил шепотом:

— Сколько же еще у тебя времени? — Думаю, это случится на рассвете. Никак не позже! И я, Николас… Поцелуем заставив ее замолчать, он проговорил:

— Что до меня, то я скорее проведу несколько часов с тобой, чем всю жизнь с другой! Хватит, не надо более разговоров! Пошли, последние часы мы проведем любя друг друга! Он приподнял ее, поставил рядом с собой, а затем повел к фонтану и стал намыливать ее же туалетным мылом.

— Ты оставила его здесь! — сказал он, улыбаясь ей. Забудь о том, что это конец! — сказала себе Дуглесс. Да, нужно просто забыть об этом! Пусть время остановится на одну эту ночь!

— А откуда ты узнал, что я тут моюсь? — запинаясь спросила она.

— Я был одним из тех, кто подглядывал, — ответил Николас.

— Подглядывал?! — переспросила она, перестав намыливаться, и Николас так и замер под ее взглядом. — Кто же тут подглядывал за мной? — с возмущением спросила она.

— Да все, — ухмыляясь ответил он. — А ты разве не заметила, как мужчины весь день зевают? Им ведь приходилось вставать очень-очень рано, чтобы успеть спрятаться! — Спрятаться?! — воскликнула она, приходя в еще большую ярость. — А ты, значит, был одним из них, признавайся, был? И ты допускал такое?! Дозволял этим мужчинам шпионить за мной?!

— Да, но, останови я тебя, сам лишился бы удовольствия! В этом-то и дело!

— Дело! — вскричала она. — Да как ты?! — И она кинулась на него с кулаками.

Николас отступил, а потом схватил ее и прижал к себе. Он забыл о своем желании мылить ее и, склонив голову, принялся целовать ее груди, в то время как на них лилась из фонтана вода.

— Я всегда мечтал об этом, — говорил он, — еще со времени того моего видения!

— Да, в душе! — пробормотала она. — Это был душ! — Пальцы ее рук ерошили ему волосы, а губы его скользили все ниже и ниже… Вот он опустился перед нею на колени! — О Николас, Николас мой! — воскликнула она.

И они занялись любовью — в точности так, как это делали когда-то, в воде. Для Николаса это было открытием ее тела, но для Дуглесс — чем-то, о чем она помнила и чего желала все эти долгие недели и что наконец сбылось! Руки ее блуждали по всему его телу, как бы и припоминая и стараясь запомнить, и она безотчетно стремилась найти на нем такие новые местечки, которых не касалась или не целовала прежде.

Прошли часы, прежде чем они решили отдохнуть. Вода перестала течь, и они с Николасом улеглись прямо на сладко пахнущую траву, сжимая друг друга в объятиях.

— Нам все же нужно поговорить! — наконец произнесла она.

— О нет, не надо! — ответил он. Прижимаясь к нему все теснее, она сказала:

— Но я должна! Мне совсем не хочется, поверь! Но это мой долг!

— Придет утро, солнечные лучи коснутся твоих волос, и ты только посмеешься над всем этим! — отозвался Николас. — Никакая ты не женщина из будущего! Сейчас ты здесь со мной и так будет всегда!

— Мне хотелось бы… — начала она, с трудом проглотив подкативший к горлу комок. Рука ее блуждала по телу Николаса, — осталось не много времени, совсем не много. — Ну, пожалуйста, Николас, — взмолилась она, — выслушай меня! Прошлый раз, когда ты ушел в свое столетие, никто о тебе и не помнил! — начала Дуглесс. — Как будто ты никогда и не существовал! И это было так страшно! — Она уткнулась лицом ему в плечо. — Ты появился и исчез, и никто не помнил об этом — как если бы я попросту выдумала тебя!

— Наверное, так уж мне суждено! — предположил Николас.

— Но я-то никогда не забуду тебя! — воскликнула она, приподнимаясь на локте, чтобы в который уже раз посмотреть на него, потрогать его бороду, провести пальцами по щекам, погладить брови, поцеловать глаза.

— И я тебя не забуду! — проговорил он, тоже приподнимаясь и целуя ее в губы, но когда захотел большего, Дуглесс чуть-чуть отодвинулась.

— Возможно, и меня здесь забудут, когда я уйду. Ты должен воспринять это, как должное. И не надо… не знаю даже, как сказать… не надо приходить в ярость и требовать, чтобы меня вспомнили!

— Да ну, никто тебя не забудет!

— Нет, скорее всего, именно так и случится! Я вот тут научила людей всяким песням! А если бы они их запомнили? Это наверняка привело бы к краху лучших бродвейских шоу двадцатого века! — Она попыталась улыбнуться, однако это не очень-то получилось! — Обещай мне, поклянись!

— Ну, разумеется, я не женюсь на Летиции! Я вообще сомневаюсь, что меня попросят об этом во второй раз! — с иронией в голосе проговорил он.

— И прекрасно! Право, чудесно, просто чудесно! Тогда по крайней мере мне не придется читать о том, как тебе отрубили голову! — Она ласково провела пальцами по его шее. — Обещай также, что позаботишься о Джеймсе, — чтобы больше никаких свивальников и, хотя бы изредка, играй с ним немного!